Аннотация: За десятилетия существования принципа «одного Китая» в международно-политическом лексиконе его истолкование на обеих берегах Тайваньского пролива неоднократно менялось, отражая эволюцию отношений «через Пролив», от непримиримой конфронтации к сотрудничеству. Как показывает опыт, принцип «одного Китая» вовсе не является непреодолимым барьером для сепаратистских тенденций в форме движения за «независимость» Тайваня. Не может он служить и гарантией объединения двух частей Китая. Его настоящее значение состоит в том, что он укрепляет (хотя и не фиксирует намертво) statusquo острова, затрудняет дрейф Тайваня в сторону самостоятельной государственности и создает прочную основу для стабильного, взаимовыгодного развития отношений между берегами Тайваньского пролива. Не будучи достаточным, он является необходимым условием для поступательного движения в решении тайваньской проблемы.

---

 
«Принцип одного Китая» был введен в международно-политический обиход правительством КНР вскоре после образования нового государства, которому пришлось вести упорную борьбу за дипломатическое признание и за место в ООН, вытесняя из рядов мирового сообщества сохранившийся на Тайване осколок Китайской Республики. Как известно, в тот период подавляющее большинство стран Запада и развивающихся государств сохраняли дипломатические отношения с гоминьдановским правительством на Тайване и признавали за ним право на членство в ООН. Вместе с тем в Великобритании и США появились идеи включения в число равноправных участников международной жизни одновременно и коммунистического Китая, и гоминьдановского Тайваня. Приводились аргументы в пользу «неопределенности» статуса Тайваня.
 
Однако ни сложившее положение дел, ни половинчатые варианты легализованного сосуществования материкового Китая и острова категорически не устраивали руководителей КНР. Их позиция была непоколебимой и выражалась в формуле: «В мире существует только один Китай. Правительство КНР является единственным законным правительством Китая, а Тайвань – частью его территории». Сверх того, подчёркивалось: «Китайское правительство решительно выступает против любых высказываний и действий, направленных на раскол Китая и посягающих на его суверенитет и территориальную целостность, против создания «двух Китаев», «одного Китая и одного Тайваня» или «одного государства с двумя правительствами», против всех попыток и действий, могущих привести к «независимости Тайваня»… Статус Тайваня как неотъемлемой части Китая является определённым и неизменным, здесь не может быть и речи о ''самоопределении''».[1, с.7,15] Устанавливая дипломатические отношения с тем или иным государством, Пекин неизменно требовал, чтобы данное государство разорвало официальные отношения с Тайбэем. В двусторонние коммюнике об установлении дипотношений как правило включалась вышеприведенная формула «одного Китая» (более расплывчатые формулировки фигурировали в китайско-американском Шанхайском коммюнике 1972, и в коммюнике установлении полных дипломатических отношений между КНР и США в 1979.^[1][2, с.97,98])
 
В практической политике КНР на тайваньском направлении «принцип одного Китая» с самого начала реализовался как идеологический антагонизм и военная конфронтация, временами перерастающая в конфликты, с расчётом на силовое решение тайваньской проблемы, когда для того созреют подходящие условия.
 
«Принцип одного Китая» признавался и на Тайване, однако, в совершенно иной интерпретации. Для Чан Кай-ши и его окружения «Китай» означал Китайскую Республику, они жаждали реванша и рассматривали Тайвань как плацдарм для скорого Славного Возвращения (гуан фу) на материк, ликвидации там режима «коммунистических мятежников» и восстановления своей вла­сти, о чём они много раз публично заявляли.  В действительности вернуть прошлое было для Чан Кай-ши заведомо не по силам, и  в реальности «наступление на материк» в основном ограни­чивалось засылкой диверсионных и разведывательных групп. 
 
Новый этап в отношениях между Пекином и Тайбэем начался в конце 1970-х, когда руководители КНР, покончив с левацкими воззрениями времён «культурной революции», взяли отчётливый курс на модернизацию страны и открытость внешнему миру и придали своей политике на международной арене подчеркнуто миролюбивый характер. К этому времени тайбэйские лидеры сумели совершить «тайваньское чудо» – превратить остров в индустриально развитого, процветающего участника международной жизни, потенциально – ценнейшего партнера для начавшего экономический рывок материкового Китая. Принудительное восстановление суверенитета КНР над Тайванем легко могло бы привести к крайне нежелательным для неё последствиям – дезорганизации тайваньской экономики, а также  обострению отношений со взявшими Тайвань под своё покровительство США.
 
В таких обстоятельствах лидеры КНР приняли ориента­цию на мирное решение тайваньской проблемы. 1 января 1979 в «Обращении к тайваньским соотечественникам» они предложили объеди­нить страну мирным путём, начав для этого переговоры между Компартией и Гоминьданом. По инициативе Дэн Сяо-пина была разработана принципиально новая  концепция «одно государство, два строя», предназначенная для объеди­нения с Гонконгом и Тайванем. Применительно к Тайваню суть концепции в наиболее полном виде изложил в 1981 председатель ПК ВСНП Е Цзянь-ин. «Девять пунктов Е Цзянь-ина» предусматривали нестандартно высокую степень автономии острова.
 
Вместе с тем руководители КНР не отказывались от силового варианта «в слу­чае, если объединение не будет достигнуто мирным путем», что, надо признать, придавало их новой инициативе формальный, пропагандистский характер и вызывало сомнения в устойчивости будущей конструкции «два строя в одном государстве». За расплывчатым условием неприменения силы угадывалось стремление руководителей КНР – ветеранов китайской революции решить тайваньскую проблему на собственном веку.
 
Первая реакция Тайбэя на мирные инициативы Пекина была резко отрицательной. Сторонники Гоминьдана отмечали, что, перейдя на положение одного из районов КНР, хотя бы и с особыми правами, Тайвань лишился бы американского патронажа и попал бы в полную зависимость от воли правительства КНР. Гоминьдан отверг предложенное Компартией налаживание прямых «трёх видов связей» с материком (торговых, транспортных и почтово-телеграфных) и выдвинул принцип «трёх нет»: нет – контактам, переговорам и компромиссам с коммунистами. Иными словами, тайваньские власти предпочли наглухо отгородиться от остального Китая. На конгрессе Гоминьдана в 1981 было объявлено: «Только три принципа (т.е. „три народных принципа" Сунь Ят-сена – основа идеологии Гоминьдана – А.Л.) объединят Китай» – и даже установлены сроки: «80-е годы станут годами возвращения на материк».[3]
 
Однако к этому времени утопичность гоминьдановских планов военного реванша стала совершенно очевидной, и после того, как к управлению островным обществом в процессе смены поколений пришли деятели местного происхождения, свободные от тоски по утраченной родине и реваншистских настроений, была сформирована кардинально новая позиция Тайваня в отношении материка. В 1991 Тайбэй устами президента Ли Дэн-хуэя заявил о прекращении «периода всеобщей мобилизации для подавления коммунистического мятежа», введённого гоминьдановским правительством ещё в 1947. Тем самым тайваньские лидеры отказались наконец от явного анахронизма – фантазии рассматривать себя как правительство всего Китая. Это был шаг принципиальной важности, равносильный признанию де-факто  КНР.
 
Но тут их подстерегала ловушка в виде вопроса: а чем в таком случае является Тайвань по отношению к коммунистическому Китаю? Частью его или чем-то отдельным? Если частью – это значит провинцией КНР, что неприемлемо для Тайбэя. Если отдельным, т.е. «вторым Китаем» – с этим не примирится Пекин, который многократно и недвусмысленно заявлял, что при любой попытке создать «второй Китай» прибегнет к силе. Одной из двух равноправных частей общего федеративного или конфедеративного государства по формуле «один Китай, два правительства» (а на Тайване специалисты изучали и такой вариант)?  Пекин не пойдет на это, да и сомнительна жизнеспособность федерации, состоящей из двух столь разнородных частей.
 
Выход был найден в том, чтобы, сохраняя статус-кво Тайваня, дать новое истолкование столь ценимому в КНР «принципу одного Китая»: Китай остается единым, если понимать его как «Китай в историческом, географическом и культурном смысле». Вместе с тем после второй мировой войны Китай находится в состоянии раскола, поскольку на его территории «существуют два политических субъекта: Китайская Народная Республика на материке и Китайская Республика на Тайване». Не пытаясь закрепить этот раздел формально, руководители Тайваня начали настаивать на том, чтобы «обе стороны приняли ситуацию такой, какая она есть в реальности», и впредь все переговоры между ними проводились бы как «переговоры между равными субъектами, а не между вышестоящими и подчиненными». Более того, в 1999 Ли Дэн-хуэй заявил в одном из интервью, что взаимоотношения двух частей Китая между собой должны рассматриваться как «особого рода межгосударственные отношения».
 
Тем самым лидеры Тайваня сделали ряд шагов к утверждению острова в качестве самостоятельного государства. В ответ Пекин обвинил Гоминьдан в проведении сепаратистской политики, прикрываемой объединительной риторикой, и предупредил, что не остановится перед применением силы, «чтобы исключить вмешательство других стран и для противодействия раскольническим элементам».[4]
 
Тем не менее, новый подход сторон друг к другу позволил им существенно снизить напряжённость в Тайваньском проливе и заметно продвинуться вперед в развитии взаимных связей.  В 1990 на Тайване был создан Фонд обменов через Пролив (т.е., Тайваньский пролив), организация лишь формально неправительственная. На следующий год аналогичный орган – Ассоциация связей через Пролив – возник в Пекине. Начались регулярные встречи между их представителями, и это означало, что в бетонной стене «трёх нет» появились первые трещины.
 
Между двумя частями Китая развернулось своего рода соревнование за умы китайской общественности. В 1991 тайваньское правительство обнародовало собственную программу национального объединения – в противовес концепции КНР «одно государство, две системы». Тайваньская программа предусматривала медленное продвижение к единству через несколько этапов. На последнем из них обеим сторонам следует «придерживаться принципов политической демократии и экономической свободы». Иными словами, предпосылкой объединения ставилась замена в КНР авторитарного «социализма с китайской спецификой» на  многопартийное общество, однородное с тайваньским. Кроме того, предполагалось предварительно сократить разрыв между уровнями жизни на Тайване и на материке. Высказывалось мнение, что пример тайваньского «экономического чуда» может послужить стимулом и образцом для грядущей эволюции общества в материковом Китае.
 
Как и следовало ожидать, такая концепция объединения оказалась неприемлемой для руководителей КНР. В январе 1995 генеральный секретарь ЦК КПК Цзян Цзэ-минь выступил с новой инициативой, изложив в виде восьми пунктов принципы сотрудничества и движения к объединению «двух берегов Тайваньского пролива».[5] Он впервые предложил тайваньским руководителям нанести официальный визит на материк «в соответствующем качестве» (очевидно, в качестве руководителей тайваньской провинции КНР) и выразил готовность принять предложение о визите на Тайвань. Цзян Цзэ-минь пояснил, что отказ КНР от обещания не применять оружие направлен исключительно против «попыток внешних сил вмешаться в дело объединения Китая и осуществить „независимость Тайваня"».
 
Последовавшие в апреле ответные «шесть пунктов» тайваньской стороны содержали контрпредложение: «Оба берега на равной основе участвуют в международных организациях, и лидеры обоих субъектов используют их для встреч между собой».[6, с. 10.] Позже президент Ли Дэн-хуэй выразил готовность «отправиться с визитом мира в материковый Китай» как глава государства. Естественно, при таких различиях позиций официальные контакты сторон состояться не могли. Однако важно было уже то, что о них заговорили.
 
Перемены в политических взаимоотношениях между берегами Тайваньского пролива, пусть и весьма ограниченные, открыли простор для бурного развития экономических связей, несмотря на то, что осуществлялись они не напрямую, а окольным путём, в основном через Гонконг, поскольку, как отмечалось выше, прямые торговые, транспортные и почтово-телеграфные связи с материком находились под запретом.
 
Впечатляющие успехи, достигнутые Тайванем в экономическом строительстве даже в условиях дипломатической изоляции, а также – как это ни парадоксально – ослабление напряжённости в его отношениях с КНР имели побочное, но политически крайне важное следствие: оживилась и заняла видное место в политической жизни острова тенденция крайнего сепаратизма, ставящего целью официальное провозглашение на острове независимого от КНР государства.  На президентских выборах 2000 победу одержала наиболее мощная из крайних сепаратистских сил Тайваня – Демократическая прогрессивная партия (ДПП), не признающая «принцип одного Китая». Подъём сепаратизма помог её представителю Чэнь Шуй-бяню победить и на следующих выборах, в 2004.
 
К этому времени Пекин выдвинул «принцип одного Китая» в  компромиссном, нейтральном варианте: без уточнения, что Китай – это КНР, а Тайвань – её административная часть,  без определения, что такое «один Китай», и как соотносятся внутри него две его части. Примечательно в этом смысле высказывание министра иностранных дел КНР Цянь Ци-чэня, цитируемое в то время тайваньской прессой: «Один Китай» отнюдь не является чем-то до конца опредёленным. Достаточно, чтобы на обоих берегах признали «один Китай», и вовсе не обязательно при этом делать выбор между Китайской Народной Республикой и Китайской Республикой». И далее: территориально «рамки КНР и КР почти одинаковы, в этих рамках и существует «один Китай».[7, с.63]
 
Казалось бы, такая  размытость формулы «один Китай» делала её приемлемой для Тайбэя, тем более что лидеры КНР, судя по некоторым их высказываниям, проявили готовность уважать его позицию в больном для него вопросе о равноправии сторон. Так, Цянь Ци-чэнь в интервью газете «Вашингтон пост» дал такое пояснение: «Мы считаем, что материк и Тайвань относятся к одному Китаю, это – равноправное положение, мы думаем, оно может в какой-то мере устранить опасения тайваньской стороны».[8, с.13]
 
Однако в Тайбэе к принципу «один Китай», даже «нейтрализованному», отнеслись сугубо отрицательно. По мнению тайваньских руководителей, «в международном сообществе Китай знают многие, но мало кто имеет ясное представление о Тайване. Если  положиться  на принцип «одного Китая», Тайвань окажется в ловушке».[9, с.64] А именно, на острове опасались, что для массовой аудитории принятие Тайбэем формулы «один Китай» будет  звучать как признание  им КНР и отказ от собственных претензий на статус Китайской Республики. Тем более что Пекин, как считали в Тайбэе, вёл здесь свою тонкую игру. «Политические деятели материкового Китая, – отмечал один из тайваньских авторов, – обращаясь к Тайваню, дают понять, что «один Китай» не обязательно означает КНР, но, обращаясь к остальному миру, настаивают на том, что «один Китай» – это КНР, а тайваньская проблема – внутреннее дело Китая, и потому они не могут обещать отказаться от права применить силу для ее решения».[10, с.63]
 
Кстати сказать, сами руководители КНР высказывались на этот счёт достаточно ясно. Тот же Цянь Ци-чэнь, не боясь выглядеть противоречивым, в упомянутом интервью подчеркнул: «Мы говорим об одном Китае, включающем в себя материковый Китай как главную часть, а также Тайвань. Мы считаем, что в рамках такого Китая его суверенитет и территориальная целостность неделимы. В этом и состоит действительный смысл «одного Китая»…Мы, разумеется, не можем объявить, что Китай является частью Тайваня, поскольку Тайвань очень мал. А вот сказать, что Тайвань является частью Китая – это можно…Наш принцип «одного Китая» не изменился, мы только изложили его более чётко, чтобы сделать его более объёмным и позволить тайваньской стороне лучше уяснить его».[11, с.15]
 
Ещё одна тщательно продуманная формулировка принципа «один Китай» была официально изложена в заявлении Пекина в 2000 после инаугурации «независимца» Чэнь Шуй-бяня: Тайбэй должен «дать обещание придерживаться достигнутого Ассоциацией развития связей и Фондом обменов через пролив в ходе переговоров в 1992 и устно высказанного каждой из сторон консенсуса относительно того, что оба берега пролива  равно придерживаются принципа «одного Китая».[12, с.63] Деятели из Гоминьдана, представлявшего тайваньскую сторону на переговорах, подтвердили договоренность о консенсусе по поводу «принципа одного Китая», но с добавлением: «в разных  интерпретациях».[13]
 
Чэнь Шуй-бянь же со своими сторонниками из ДПП дезавуировал этот неизвестный общественности «консенсус, который, если он имело место вообще, каждый излагал устно и по отдельности».[14, с.64] Точка зрения Чэнь Шуй-бяня на проблему возобновления диалога «через Пролив» оказалась прямо противоположной позиции Пекина: «Стороны могут сесть за стол переговоров, если только не настаивать на формуле «один Китай». Я не могу вести переговоры с оппонентом, приняв эту формулу в качестве предварительного условия. Если уж говорить о принципе «одного Китая», то для начала нужно провести всесторонний обмен мнениями относительно самого этого принципа».[15] Представляется, что неприятие Тайбэем, возглавляемым «независимцами», принципа «одного Китая» было вызвано не столько боязнью, что мировая общественность неправильно истолкует статус Тайваня неблагоприятным для него образом, сколько явной несовместимостью данного принципа с избранным ими курсом на полное отделение острова от материка в соответствии с принципом «два берега Пролива – два государства».
 
Правда, с самого начала этот курс был поставлен в определённые рамки: заняв высший государственный пост, Чэнь Шуй-бянь был вынужден публично отказаться от провозглашения независимости, а также от всех крупных шагов, увеличивающих политическую дистанцию между островом и материком. А именно, Чэнь заявил: «Я обещаю, что в случае отсутствия у режима китайских коммунистов намерения использовать против Тайваня военную силу я в течение срока моих полномочий не буду изменять официальное название государства, не буду инициировать включение в Конституцию определения взаимоотношений двух сторон пролива как «особых межгосударственных отношений» и не буду инициировать проведение референдума об изменении статус-кво в связи с проблемой независимости или объединения».[16, с.10] Ещё два обязательства заключались в том, чтобы сохранить Совет по национальному объединению и Программу национального объединения. Этот пакет обязательств получил название «пяти нет». Однако связанный этими обязательствами президент прибег к тактике «ползучего сепаратизма» и стал предпринимать один за другим рискованные шаги, каждый из которых должен был так или иначе подчеркнуть государственность Тайваня (а некоторые – нарушали принятые обязательства).
 
В числе наиболее серьезных сепаратистских акций Чэнь Шуй-бяня значатся: 
 
включение в законодательство Тайваня в 2003 такого атрибута современного государства, как Закон о референдуме; 
 
подготовка новой Конституции, правда, не вышедшая из стадии неоднократно будораживших общество публичных заявлений; 
 
аннулирование Программы национального объединения и Совета по национальному объединению, созданных Гоминьданом еще в 1990х годах;
 
проведение в 2008 под занавес, одновременно с президентскими выборами, референдума по вопросу: следует ли жителям острова добиваться принятия в ООН под новым именем «Тайваня»? Фактически это была скрытая форма референдума об изменении исторического названия непризнанного государства – «Китайской Республики», против чего Пекин категорически возражал;
 
наконец, Чэнь Шуй-бянь начал энергично внедрять в сознание обитателей Тайваня идею «тайваньской идентичности» – представление о том, что они являются отдельной, отличной от материка общностью с собственной историей и культурой и собственным путём в будущее. Процесс «тайванизации» охватил сферы образования, науки, массовой информации. Были подготовлены новые учебники истории. На историко-культурные темы с упором на самобытность Тайваня стали проводиться исследования, организовывались выставки, конкурсы школьных сочинений и т.п. В КНР такого рода деятельность назвали «культурным сепаратизмом». Высказывалась даже мысль о существовании на территории Китая двух различных цивилизаций: «континентальной» и «океанической».
 
Надо сказать, что идея «тайваньской идентичности» оказалась весьма популярной, отчасти благодаря тому, что потомки беженцев 1949-1950х были уже свободны от ностальгии по материку, от тесных родственных связей с китайцами по ту сторону Тайваньского пролива. По тайваньским данным, относящимся к 2000м годам, более 50% жителей острова к этому времени считали себя «тайваньцами и не китайцами».[17] Так, согласно одному из опросов, проведенному в 2006, 60,1% респондентов объявили себя «тайваньцами» ( в 2000 – 36,9%); 33,4% – «и тайваньцами, и китайцами» (в 2000 – 43,8%).[18]
 
Обеспокоенные курсом Чэнь Шуй-бяня в ещё большей мере, чем до того – действиями Ли Дэн-хуэя, руководители КНР ужесточили свою тайваньскую политику по всем её направлениям. Они не уставали предупреждать, что не потерпят провозглашения Тайваня отдельным государством и в случае необходимости не остановятся перед применением силы. Размещённые в провинции Фуцзянь сотни ракет, количество которых прибавлялось каждый год, служили весомым аргументом, подкрепляющим вербальные демарши китайского руководства. В районе острова неоднократно проводились демонстративные военные учения. При этом Пекин вносил множество предложений с целью разрядить обстановку и выражал готовность обсуждать любые предложения Тайваня (которых также было немало), но только после признания Тайбэем «принципа одного Китая». Тайбэй же этот принцип неизменно отвергал. В итоге отношения через Пролив, несмотря на интенсивный экономический обмен, зашли в политический тупик и приняли перманентно напряжённый характер.
 
Вместе с тем в середине 2000х в тайваньской политике Пекина обозначились новые грани, сделавшие её более гибкой и конструктивной. Это произошло после того, как Ху Цзинь-тао, сосредоточив в своих руках всю полноту высшей государственной власти в Китае, произвёл перестановки на ключевых постах в структурах, ведающих тайваньскими делами, и поставил задачу «перехода от пассивной политики к активной, от противостояния чиновников – к курсу «тащить дракона всем миром».[19, с.2-3]
 
Руководители КНР  начали оказывать знаки внимания всем оппозиционным силам на Тайване, поддерживающим «принцип одного Китая». В 2005 руководители КНР совершили сенсационный шаг, пригласив в Пекин лидера Гоминьдана Лянь Чжаня. Стороны достигли неординарных договоренностей: сотрудничать «в целях заключения мирного договора», заложить основу «укрепления доверия в военной сфере», согласились создать «механизм экономического сотрудничества и единого рынка» и т.д.
 
Далее, понимая, что и с оппозицией, если она придет к власти, отношения будут далеко не простыми, Пекин поставил целью завоевать симпатии всех слоёв населения острова. В кругах специалистов по обе стороны пролива это направление было обозначено формулой: «возлагать надежду на народ».
 
В основу курса на неформальное сближение с Тайванем легли идеи национального единства всех китайцев по обе стороны Тайваньского пролива в противовес сепаратистской концепции «тайваньской идентичности». Отсюда следовала обязанность правительства КНР заботиться о всех соотечественниках, в том числе и о жителях Тайваня. Выдвигая в 2006. новые четыре предложения по развитию отношений через пролив, Ху Цзинь-тао заявил: «Конечной целью мирного развития отношений между двумя берегами является благосостояние соотечественников по обе стороны пролива».
  
XVII съезд КПК (октябрь 2007) закрепил проводимый Ху Цзинь-тао курс на урегулирование тайваньской проблемы «мягкими» методами. Новым шагом в этом направлении стало его предложение на основе «принципа одного Китая» официально завершить состояние вражды между двумя сторонами, достичь соглашения о мире, сформировать базу для мирного развития отношений через Пролив и таким образом открыть новый этап этого процесса».[20]
 
Таким образом, с середины «нулевых» годов политика китайских руководителей на тайваньском направлении фактически приобрела характер мирного наступления. Утверждение новых акцентов в политике Пекина сопровождалось дальнейшим успешным ростом экономических отношений между берегами Тайваньского пролива. В середине «нулевых» годов материковый Китай стал первым по значимости торговым партнером Тайваня. Суммарные тайваньские инвестиции в экономику КНР превысили 100 млрд. ам. долл.  
 
На  выборах 2008 Гоминьдан, не в последнюю очередь благодаря знакам внимания со стороны Пекина, вернул себе президентское кресло. Избиратели устали от авантюристической политики ДПП с её постоянными рискованными играми в «независимость», а также разочаровались в её экономической политике. 
 
С этого момента в отношениях «через пролив» начался новый этап, подготовленный обновлением тайваньской политики Пекина и, с другой стороны, возвращением к власти в Тайбэе сторонников «принципа одного Китая».
 
В новых условиях политическая конфронтация с её силовым элементом была отодвинута на задний план. Наращивание Китаем ракетного потенциала в приморских провинциях как будто бы прекратилось, перестал звучать тезис о возможности применения силы, если Тайбэй будет «слишком долго» отказываться от воссоединения. В свою очередь, в Тайбэе качественно расширили понятие «одного Китая» по сравнению с формулой Ли Дэн-хуэя, добавив в неё идею «единой нации». Выдвинутую при Чэнь Шуй-бяне концепцию отдельной «океанической» цивилизации в противовес «континентальной» заменила концепция «китайской культуры с тайваньской спецификой».
 
Для руководителей КНР перестройка отношений через пролив означает огромный политический выигрыш и очевидные экономические выгоды. Для Тайваня она является жизненной необходимостью, и Тайбэй пошел на перестройку, хотя на будущее она чревата для него определёнными политическими рисками. В числе наиболее важных новых компонентов двустороннего экономического сотрудничества следует назвать:
 
– прорывной шаг – налаживание долгожданных прямых связей через пролив. При Чэнь Шуй-бяне Пекин, выражая готовность открыть прямые связи, требовал считать их установление «внутренним делом» двух берегов и решать его посредством переговоров между соответствующими компаниями, а кораблям – не поднимать государственные флаги. Чэнь Шуй-бянь же отвергал это условие, рассматривая его как завуалированную форму принципа «одного Китая» и, таким образом, дело оставалось в подвешенном состоянии;
 
– подписание Рамочного соглашения об экономическом сотрудничестве, что должно позволить Тайваню  приобщиться к системе льготных экономических отношений, складывающейся в АТР, прежде всего, наладить взаимодействие с зоной свободной торговли Китай – АСЕАН. 
 
– решение Тайбэя ослабить ограничения на инвестиции тайваньских компаний на материке;
 
– решение тайваньских властей ослабить существующие для китайских компаний запреты и ограничения на инвестиции в тайваньскую промышленность, размещение средств в тайваньских банках и приобретение собственности на острове. Таким образом, если прежде только тайваньские компании работали на материке, то теперь начинается процесс взаимопроникновения сторон на рынки друг друга;
 
– создание в Фуцзяни в 2009 новой экономической зоны.[21, с.9] Она организуется с прицелом на привлечение тайваньских инвестиций и, вероятно, на экономическое сращивание с Тайванем по модели Шэньчжэнь – Сянган;
 
– кроме того, Пекин разработал серию мер, специально направленных на облегчение положения тайваньского бизнеса. Сюда входят закупка тайваньской продукции, поощрение участия тайваньских фирм в инфраструктурном строительстве на материке, развитие выездного туризма на Тайвань.
 
На современном этапе достигнут огромный прогресс в налаживании политического диалога: переговоры Ассоциация связей – Фонд обменов через пролив приобрели характер постоянного консультационного механизма. Пекин дал понять Тайбэю, что может позволить ему несколько расширить свою нишу на международной арене, и Тайбэй принял участие в качестве наблюдателя в работе 62-й Ассамблеи ВОЗ. На XVIII съезде КПК в ноябре 2012. Ху Цзинь-тао подтвердил предложения Пекина Тайбэю о консультациях и переговорах по таким темам, как меры военного доверия и соглашение о мире.
 
Вообще, на берегах Тайваньского пролива возникла совершенно новая атмосфера, приметами которой стали разнообразные двусторонние форумы, обмены визитами, культурные мероприятия и т.д., широко освещаемые в СМИ. Руководители КНР демонстрируют максимальное уважение к партнеру, способность отказаться от всякой великодержавной снисходительности, а также уменье показать, что Китай не ищет для себя особых выгод, а движет им забота об общем благе – своём и партнера. Премьер Госсовета Вэнь Цзя-бао заявил: «Мне 67 лет, но я мечтаю посетить Тайвань. Если я не смогу идти, я поползу на Тайвань».[22] В диалоге с партнерами, страдающими комплексом неполноценности, такой стиль дипломатии особенно ценен.
 
Едва ли есть основания сомневаться в стабильности нынешней мирной стратегии руководителей Китая, посредством которой они успешно побуждают Тайвань открыться навстречу материку. Пекин сделал явную и твёрдую ставку на мирную интеграцию Тайваня.  Это, однако, не означает, что дальнейшая эволюция отношений через пролив будет идти только по восходящей, исключительно в конструктивном ключе. В случае серьёзных неудач в экономической политике, разгула коррупции гоминьдановская администрация может вновь уступить место у руля ДПП с её сепаратистскими устремлениями. А смена власти грозит взаимоотношениям между двумя берегами откатом назад.
 
Далее, существует немало причин для трений между руководителями КНР и Гоминьданом. Остаётся открытым важнейший вопрос о снижении уровня военного противостояния в проливе, в частности, о сокращении ракетного потенциала КНР вблизи Тайваня и, с другой стороны, об уменьшении объемов закупок американского оружия Тайванем. Сохраняются размытыми условия применения Пекином силы для решения тайваньской проблемы. По-прежнему невозможны официальные контакты государственных деятелей  двух частей Китая: для одной стороны  недопустима их встреча на равных, для другой, напротив, неприемлема их встреча в неравноправных статусах – в качестве представителей центра и провинции.
 
Очевидно, что сближение сторон сдерживается и их разными взглядами на  будущее острова, несмотря даже на согласие Тайваня с «принципом одного Китая»: для Пекина стратегической целью остаётся объединение по принципу «одно государство, два строя», для Тайбэя – сохранение статус-кво в соответствии с формулой: «ни независимости, ни объединения». В такой ситуации главным фактором, определяющим характер развития взаимоотношений между сторонами, будет политический выбор руководителей КНР: сопровождать ли экономическую интеграцию давлением на Тайбэй, добиваясь, чтобы он двигался в направлении объединения, пусть хотя бы самыми мелкими шажками, для начала чисто символическими? Или же примириться с его непризнанием суверенитета КНР, рассчитывая, что процесс экономической интеграции, а также расширение связей в других сферах рано или поздно поставят остров в фактическую зависимость от материка, и тогда проблема будет решена наименее болезненным способом? Жизненная необходимость участвовать в региональных экономических проектах типа зоны Китай – АСЕАН уже сегодня ставит Тайбэй в определенную зависимость от Пекина и делает для последнего соблазнительной попытку в качестве платы за покровительство склонить тайваньских лидеров к  размягчению их позиции по вопросу объединения Китая.
 
На Тайване прекрасно понимают, какой риск несёт им интеграция, но понимают и другое: в условиях глобализации мировой экономики альтернативы  интеграции попросту не существует. Вместе с тем они полагают, что время работает не только на Пекин, но – другой своей гранью – и на Тайбэй. А именно, они надеются, что происходящие в китайском обществе процессы постепенно  приведут к  изменению его устройства, и это изменение будет благоприятным для Тайваня. Поэтому  (а главное, разумеется, благодаря поддержке со стороны США) тайваньские лидеры  не торопятся капитулировать перед Пекином.
 
И тем не менее, несмотря на все сложности в отношениях через Пролив, сегодня мы можем уверенно констатировать: тот облик, который приняли взаимоотношения между материком и островом на современном этапе, в высокой степени отвечает интересам обеих сторон, а равно и задачам укрепления безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
 
Какую же роль играет в эволюции непростой, живой конструкции «принцип одного Китая»?
 
Опыт показывает: допуская различные толкования, он отнюдь не является непреодолимым барьером для проявления сепаратистских тенденций в форме движения за «независимость» Тайваня. Не может он служить и гарантией объединения двух частей Китая. Его настоящее значение состоит в том, что он укрепляет (хотя и не фиксирует намертво) статус-кво острова, затрудняет дрейф Тайваня в сторону самостоятельной государственности и создаёт прочную основу для стабильного, взаимовыгодного развития отношений между берегами Тайваньского пролива. Не будучи достаточным, он является необходимым условием для поступательного движения в решении тайваньской     проблемы.

 

Литература

1. Тайваньский вопрос и объединение Китая / Канцелярия по тайваньским делам. Канцелярия по делам печати при Госсовете КНР. Пекин, 1993
2. Меркулов С.К. Американо-китайское сближение (вторая половина 70х годов). М.: Наука. Главная редакция восточной литературы. 1980
3. Чжунъян жибао. Тайбэй. 31.03.1981
4. Жэньминь жибао. 02.09.1990
5. Жэньминь жибао. 31.01.1995
6. Чжунгун яньцзю. Тайбэй, 1966. Т.30. № 2
7. «Чжэнцэ»,  №61, 2000
8. «Шицзе чжиши»,  №3, 2001
9. «Чжэнцэ»,  №61, 2000
10. «Чжэнцэ»,  №61, 2000
11. «Шицзе чжиши»,  №3, 2001
12. «Чжэнцэ», №61, 2000
13. Подробно об этом см. Г. Зиновьев. К вопросу о «консенсусе 1992 г» //  Проблемы Дальнего Востока, 2003, №3
14. «Чжэнцэ», №61, 2000
15. Там же
16. Тайбэйская панорама. №3, 2000
17. http://gio.gov.tw/taiwan-website/5-gp/stats
18. http://info.gio.gov.tw/ct/asp?xitem=31621
19. Бэй Синцянь. Чжун гун цзинь ци дуй Тай жэнь ши цзи чжэнцэ пинси // Оу Я яньцзю тунсюнь (Кадры и политика КПК в тайваньских делах за последнее время // Новое в европейско-азиатских исследованиях). v.9. №9. Sept. 2006
20. Жэньминь жибао 15.10.2007
21. Я Тай хэпин юэкань. 2009. Т.1. №11. С.9
22. http://www.chinataiwan.org/english/key/is/others/200903/t20090313_84904.htm

 
Ст. опубл.: Синьхайская революция и республиканский Китай: век революций, эволюции и модернизации. Сборник статей. – М.: Институт востоковедения РАН. – 312 с. С. 223-240.

---

1. ↑ Напомним, что в Шанхайском коммюнике было зафиксировано следующее: «Американская сторона заявляет: Соединённые Штаты понимают, что все китайцы по обеим сторонам Тайваньского пролива признают существованиетолько одного Китая и Тайвань является частью Китая. Правительство Соединённых Штатов не оспаривает эту позицию». В коммюнике об установлении дипотнощений говорилось: «Правительство США выражает признание позиции Китая, а именно: существует только один Китай, и Тайвань является частью Китая».